Помните, на Пушкинской песню в метро,
 гвалт, джек-пот, бутики, идиотские бистро:
 “Выйду на улицу, гляну на село,
 девки гуляют, и мне веселo…”
 Девки гуляют! какой, Серёж, восторг,
 ведь госпожа кураторша, презревшая Е-бург,
 могла быть заструячена в гигантский, с кремом, торт,
 а торт в конце фуршета вкатили б, как арбу,
 и госпожа кураторша, в натуре, голяком,
 восстала б из него во всей своей красе…
 Нет, всё, минималисты, стоим особняком,
 слабо нам, пуританам, хотя б гульнуть, как все!..
 Единственный, кто здесь воспринимается всерьёз, —
 с кровавыми белками, с кружащейся башкой,
 на лапах разъезжающихся деликатный пёс:
 о, словно бы прожектором, он высвечен тоской.
 Сухая пыль на холоде пахуча. Милый хлам
 коры обоев, извести старинной, кирпичей,
 до глянца закалённых… В Центре — дико. Он ничей,
 в неонах неисправных, доморощенных реклам.
 Пускай Москве про девок Горан Брегович поёт,
 я многое в шалаве, скрепясь, едва терплю,
 лишь сурик с жухлой охрой мне здесь компатриот,
 лишь дранку, штукатурку — без памяти люблю.
 Покров, Серёжа. Стал быть, дачной вольнице — конец;
 в потёмки да в тепло! — свет до полудня не тушить…
 Доходишь до отчаянья: всё, кажется, — крантец, —
 отчайньем пропитаешься — занятно дальше жить…