Погибну ли юнцом и фатом на фанты?
 Юсуповым кольцом на Гришкины следы?
 Не верю ни жене, ни мачехе, ни другу
 В чахоточной стране, где казни пахнут югом.
 Где были номера, и Англии, и ангела,
 тень моего пера, что грабила и лапала.
 Сходились на погост, и в день рожденья сыщика
 мы поднимали тост за лучшего могильщика.
 И шебуршала знать, когда нас запрещали
 в такие годы брать. Мороз по завещанью,
 стеклянная пора, где глух топор и сторож,
 где в белый лоб дыра, где двух дорог не стоишь.
 Где вам жандармы шлют гнилой позор допросов.
 Где всем поэтам шьют дела косым откосом.
 Где узнают карниз по луже с кровью медленной
 полуслепых кулис… Там скрылся всадник медный.
 Где девки, купола, где чокнутое облако…
 Россия, как спала? С утра, наверно, робко вам?!
 И щами не щемит во рту народовольца,
 и брежжит динамит, и револьвер готовится.
 Горбатая Москва Россия зубы скалит.
 Копеечной свечой чадят ее секреты.
 Печоркин горячо напишет с того света.
 Ворую чью-то грусть, встречаю чью-то лесть.
 Белеющая Русь, я твой порожний рейс!
 Толпа, толпа, толпа, среди бровей поройся.
 Не дура та губа на бронзовом морозе!
 О, если б был пароль для тех ночей начальных,
 то тот пароль — мозоль. Храни меня, отчаянный!
 Как снятие с креста, судьба моя печальная,
 Храни меня, звезда, счастливая, случайная!