Остриженным апрельчиком не выстоял,
 Поддакивая кляузам леска,
 Я выслан, дорогая, словно выстрел,
 В таёжную провинцию виска.
 Конвойные хрустели, словно пальчики
 У тихого шлагбаума — курка:
 «Уходят вот… зачем уходят мальчики,
 когда и так дорога коротка».
 Потом хлебали чай из медных кружек,
 Ругали стол и, щупая жильё,
 Засовывали пулю в чью-то душу,
 Как белку желтоглазую — живьём.
 Я — выстрел. На меня сегодня клюнули.
 Я вижу сам за мёртвою опушкою,
 Как сладко зарастает чёрной клюквою
 Заснеженный сюртук слепого Пушкина.
 А дальше там… где мазанки и лебеди,
 Где я платочком беленьким машу,
 Конечно, лето, и, конечно, Лермонтова
 Я навещаю под горой Машук.
 Я славный парень — дымноглазый выстрел
 В рубахе красной с русского плеча,
 Я стольких милых по России выстриг,
 Что даже стыдно новеньких встречать.
 Ну, а придёт в Москву апрель пристыженный,
 Рябую морду к ветру приколотит,
 Я подарю себя тому остриженному,
 Которого зовут — Володя.
 И после всех себя немного балуя,
 Вняв всем молитвам… и сестре, и брату,
 Усну я тихо на плеч Губанова
 И, может, пропущу его по блату.