А мой Июнь, как тощий жеребец,
 которого ведут к большому лету.
 Он угловат и некрасив, как свет
 на чердаке у нашего поэта.
 А сам поэт худой, как мамин голос,
 вынашивал стихи свои так правильно,
 что пугало, руками сжавши голову,
 пугало самой лучшей ролью трагика.
 Я близ таланта, словно близь предместья,
 Где пью студёну мысль, и хвалят ягоды,
 где в лозняке тоски как белый месяц
 молчанье гениальности проглядывает.
 Где бабы льнут, а песня пропадает
 до зорьки и, туманами умытая,
 нас, молодых, так за душу хватает,
 как будто бы цыганка знаменитая.
 И пыль и прах… и всё одна мелодия,
 и каблуки, и кабаки, и кражи.
 Всё сладкий дым — и золотая родина,
 которой ни теплее нет, ни краше.
 И яблони, замазанные мелом…
 И руки перевязанные, той
 — которая бы Мысль — Москву сумела
 объединить провидцем Калитой!
 И дождь, и снег, и рукопись, что тужит,
 скрывая обручальное кольцо
 А муза? На нее все уже, уже
 ножа замысловатое лицо!!!