Ларисе Васильевой
Генерал захворал.
Он горел, как ракетная вспышка
над долиной, над долей…
И комкала сердце одышка.
Он друзей вспоминал,
словно поле окидывал взглядом:
Паша в танке сгорел,
а Ванюша — растерзан снарядом.
Он друзей вспоминал…
Трогал шрамы рукою прохладной.
Снова Карбышев снился, —
опять ледяной и громадный.
…Генерал на диване лежал,
непонятный и строгий.
Две руки на груди,
как крест на крест —
две дальних дороги.
И ведь что получилось,
что с воином сталось:
победила его не граната, не пуля,
а — старость.
Генерал понимал:
умирают деревья и звёзды.
Значит, нужно смириться…
А смерть? — улыбнуться ей просто.
Ну а если достать —
именной из шкатулки?.. С табличкой?
И лети, генерал.
Поднимайся над Родиной птичкой.
Пусть в соседней квартире,
заслышав тот хлопнувший выстрел,
о шампанском подумают люди —
о брызгах, об искрах.
Ну, так что? Ожидать? Или —
к дьяволу эта морока?
…Тяжело умирать без друзей.
Тяжелей, чем без бога.