В седых веках шумели воды Тибра —
 Векам веков их пляску петь и впредь
 О славе жизни, в духе беспрерывной,
 Хотя и разной, в пестрой яви дней…
 Средь бурь, чьи вихри щедро гонит время,
 Не дрогнула таинственная нить,
 Связавшая в один великий жребий
 Меч Цезаря и белый крест Савойский,
 И средь лавин, что зиждут мир и рушат,
 Не пресекалась вещая стезя
 От Пестума к святым садам Ассизи…
 Волшебным плугом, видно, к цвету взрыт
 Весь Лациум, раз жертва не скудеет,
 И оттого незыблем Капитолий,
 Что мудрый зодчий клал его ступени…
 И от него, по замыслу его,
 В святое имя истины вселенской
 Воздвиглась в мире, в глубь земли и к звездам,
 Италия, как некий строгий храм,
 Что строился и строится от века
 Тоскующим напевом пастуха
 Среди безлюдья пущи Апулийской,
 С душою Данте, думою волхва,
 Кривой киркой садовника Тосканы
 И царственным резцом Буонарроти,
 Безбольною молитвою Франциска,
 А — тоже — грузным молотом Арнальдо
 И темной кровью в поле боевом…
 Велик в красе дворцов своих и башен
 Бессмертный Рим, но выше Рим незримый,
 Тот Дух, что двигал кистью Леонардо
 И тайным чудом звездного огня
 Пылал в живых виденьях Галилея…
 Италия, как в сердце Гарибальди,
 Он дышит в воле всех твоих сынов!
 И только в нем ты обретешь упорство
 В своих трудах, свершеньях и надеждах
 И верный щит величью твоему,
 Тот щит, что был с тобой на древнем Рейне
 И не изменит ныне на Пиаве…
 И не его ль, не дух ли вещий Рима,
 Далекие, мы чтим благоговейно
 В часы, когда, волнуя сердце, снится
 Твой кипарис и серый ряд олив,
 И пиния, как жертвенная чаша,
 Воздетая за даром солнца к небу
 И врытая глубокими корнями
 В земную грудь, как вечный образ твой?!