Ещё один последний взмах неслышный,
 и даже твой неабсолютный слух
 вдруг различит из этой дали вышней
 тревожный звук,
 такой чужой и лишний,
 поскольку он – уже нездешний звук.
Всё снова зарастёт – где крапивой, где ряской, –
 и будут зеркала над нами плыть и плыть,
 как будто бы не мы вчера играли в прятки,
 а вот теперь лежим,
 как книжные закладки,
 и будто бы не нам сейчас опять водить.
Нас осень породнит – и с жизнью, и со смертью,
 и каждый жухлый лист – бессрочный проездной.
 И на твоём листе две циферки начертят,
 а на моём – одна
 дрожит и долготерпит,
 покуда и меня не позовут домой…