Когда убит был дарственный Дара,
Не стало роду шахскому добра.
Но сын был у Дары — могучий станом,
Разумный, смелый; звался он Сасаном.
Он понял: счастью прежнему конец,
Когда увидел, что убит отец.
Напрасна, понял он, о мести дума…
И спасся бегством он от войска Рума.
И в Хинде, всеми брошенный, один,
Он умер. От него остался сын.
Потомков до четвертого колена
Сасаном называли неизменно.
Жизнь, полная лишений и труда,
Была у них. Они пасли стада.
Забыв свой царский род, бродя средь мрака,
Сасан последний прибыл в степь Бабака.
И пастухам сказал: «Я — овцепас,
Мне места не найдется ль среди вас?»
Он не гнушался никакой работой.
Его на службу главный взял с охотой.
Присматривался долго, а потом
Его поставил первым пастухом.
Бабак прекрасный спал в своем покое
И диво увидал во сне такое:
Его пастух на боевом слоне
Сидит с мечом, в сияющей броне.
И все его Сасаном называли
И почести, как шаху, воздавали.
И возвеличился он и потом
Украсил землю славой и добром.
Встал царь Бабак; виденье сна забылось.
Вот что в другую ночь ему приснилось:
Зардуштов раб из мрака вдалеке
Шел, три огня неся в своей руке.
И это: Михр, Азаргушасп, Харрад —
Три светоча — от Рыбы до Плеяд.
Они пылали ярче и обильней
Углей алоэ в царственной светильне.
Бабак проснулся. Сон свой вспомнил он,
Невольною тревогою смущен.
И все, что толковать умели сны,
Что были в тайных знаниях сильны,
Пришли в чертог царя. А вслед им тоже
Пришли мужи совета и вельможи.
Бабак открыл им тайну снов своих,
Смысл темный разгадать просил он их.
Задумался совет мужей разумных.
И самый старший в сонме многодумных
Сказал: «О шах! Иные времена
Настали. Вникни в смысл глубокий сна.
Тот, кто пасет твои отары в поле,
Как солнце мира, сядет на престоле.
Но если не о нем твой вещий сон,
Ты знай, что сядет сын его на трон!»
Внял мудрецам Бабак добросердечный.
Он понял знак, что дал ему предвечный.
Велел гонцам Сасана он найти
И пастуха в чертоги привести.
Одет в овчину, весь в снегу, пред шахом
Бедняк пастух предстал, исполнен страхом.
Всех посторонних прочь услал Бабак;
Перед Сасаном с трона встал Бабак.
С собою рядом посадил Сасана.
Кто он, откуда, — расспросил Сасана.
Царь спрашивал, но оробел пастух,
Внезапно онемел отважный дух.
Потом сказал: «На все, что вопрошаешь,
Отвечу, если жизнь мне обещаешь.
Клянись, пожми мне руку! И тебе
Я расскажу всю правду о себе.
Клянись: во всем, что скрыто и открыто,
Ты мне — доброжелатель и защита».
Царь молвил: «Мне свидетель — небосвод,
Что жизнь и хлеб насущный нам дает.
Клянусь — тебя никто здесь не обидит!
Тебя в почете, в славе мир увидит».
Тогда сказал пастух: «О властелин,
Откроюсь! Я — Сасан, Сасана сын.
Я — прапраправнук властелина мира,
Великого Бахмана Ардашира.
Исфандиар отцом Бахмана был.
Он власть Гуштаспа в мире утвердил».
И слезы хлынули, как свет средь мрака,
От тех речей из ясных глаз Бабака.
Велел он слугам баню истопить,
Омыть Сасана, пышно облачить.
Он одарил его своим халатом
И дорогим конем в седле богатом.
Он дал Сасану под жилье дворец,
Нужде Сасана положил конец.
Невольниц и рабов он дал Сасану
И множество даров послал Сасану.
Он так безмерно одарил его,
Что навсегда обогатил его.
Сасана, словно сына, полюбил он,
На дочери своей его женил он.
Рождение Ардашира Бабакана
Круг сороканедельный завершился, —
Как солнце, у царевны сын родился.
Здоров и весел, крепок и пригож,
Он дивно на Бахмана был похож.
В честь пращуров своих, владевших миром,
Отец назвал младенца Ардаширом.
Смотрел за ним, души не чая в нем,
И вырастил его богатырем.
По деду Ардаширом Бабаканом
Был назван юноша, могучий станом.
Его наукам стали обучать,
И, как алмаз, он знаньем стал блистать,
Величьем духа одарен врожденным,
Обогатился блеском обретенным.
И вскоре к Ардавану весть пришла,
Что ветвь Бабака в мире расцвела.
Что он в борьбе соперников не знает,
Что на пиру он, как Нахид, сияет.
Сел Ардаван на трон, писца призвал
И в Парс письмо Бабаку написал:
«О муж, в трудах правленья умудренный,
Советник наш, доверьем облаченный!
Я слышал — вырос внук в твоем дому,
Что нет в подлунной равного ему.
Пусть он своих достоинств не скрывает,
Ему у трона место подобает,
Средь круга избранных богатырей.
Так присылай его ко мне скорей.
Во всем с моими сыновьями равный,
При мне он будет — над князьями главный».
Бабак, прочтя письмо, был потрясен,
И много слез сначала пролил он.
Потом призвал премудрого дабира
И внука молодого — Ардашира.
Сказал: «Владыка нас почтил письмом.
Прочти, мой внук, размысли обо всем.
Хоть трудно мне с тобою расставаться,
Но мы царю должны повиноваться.
Я напишу: «К тебе — царю царей —
Я посылаю свет своих очей.
В заветах чести мною внук воспитан,
На зов твой, не замедлив, поспешит он.
Так приласкай же внука моего,
Чтоб не подул и ветер на него!»
Пошел Бабак, спустился в свой подвал
Богатства сокровенные достал он;
Для внука ничего не пощадил,
Оружьем, сбруей ратной одарил,
Дал все ему в дорогу снаряженье;
Привел коней, рабов для услуженья,
Чтоб внук явился пред лицом царя,
Как солнце светозарное горя.
Собрал он щедрый дар для Ардавана —
Динары, амбру, муск благоуханный.
И юноша от дедовских дверей
Со свитой, с караваном отбыл в Рей.
Ардашир прибывает во дворец Ардавана
Пред ним ворота Рея отворили
И о прибытье шаху сообщили.
Царь пред собою гостя усадил.
«Как жив Бабак?» — участливо спросил.
Он дом ему отвел богатый с садом;
За трапезой сажал с собою рядом;
Послал ему богатые дары,
И кубки золотые, и ковры.
И опочил в покоях тех дареных
Бабака внук со свитой приближенных,
Когда престол рассвета заалел,
И мир, как лик румийца, побелел,
Проснулся Ардашир. И только встал он,
Подарки деда вновь пересчитал он.
И Ардавану он отправил их
С посланцем, под охраной слуг своих.
Царь умилился: «Так дарит не всякий,
Хоть молод, а разумен внук Бабака».
И он в чертоги Ардашира взял,
Скучать ему о доме не давал.
Царь на охоту ехал иль за пир
Садился — рядом с ним был Ардашир.
И стал для шаха он как сын любимый,
Ни в чем от шахзаде не отличимый.
Раз на охоте средь пустых равнин
За дичью гнался шахский старший сын.
У Ардавана четверо их было,
Сынов — его надежда, блеск и сила.
Близ Ардавана Ардашир скакал, —
Царь ни на шаг его не отпускал.
Онагр в степи далекой показался,
Дразня стрелков, как молния, он мчался.
Все следом — вскачь, да так, что прах полей
Смешался с потом бешеных коней.
Но сын Сасана — всех опередил он,
В онагра на скаку стрелу пустил он.
Онагру в круп широкий угодил,
Стрелой насквозь, как молнией, пронзил.
Шах Ардаван к онагру устремился;
Он, видя этот выстрел, изумился.
Спросил он: «Кто стрелой его поверг?
Чтоб свет стрелка вовеки не померк!»
Подъехал Ардашир, царю ответил:
«Стрела моя. Попал я — как наметил».
Сын Ардавана молвил: «Выстрел мой.
Стрела моя, а ты не спорь со мной».
Тут Ардашир воскликнул: «Ради бога —
Просторна степь, вдали онагров много,
И если можешь ты, как я, стрелять,
То докажи! А знатным стыдно лгать!»
Гнев охватил внезапно Ардавана,
Обрушился он вдруг на Бабакана.
«Моя вина! — владыка закричал, —
Зазнался ты, безмерно дерзким стал!
Кто ты такой, чтобы с мужами чести
Охотиться — с твоим владыкой вместе?
Не для того я внял нужде твоей,
Чтоб ты позорил царских сыновей!
Служить отныне на конюшне будешь.
Там, среди слуг, ты спесь свою забудешь.
А у тебя к коням хороший глаз, —
Так будешь главным конюхом у нас».
Прочь Ардашир уехал со слезами;
Он стал смотреть за шахскими конями.
Он думал: «Злобен сердцем Ардаван;
Нечестен — покарай его Йездан!»
Он деду написал письмо в обиде,
Исхода из беды своей не видя.
Все описал он, что произошло,
Как зло от низкой зависти пошло.
Прочел письмо Бабак и сокрушился,
Но никому он в горе не открылся.
Пошел и средь полночной тишины
Достал мешок динаров из казны
И, клятвенную взяв с гонца поруку,
Послал он тайно десять тысяч внуку.
Потом к себе дабира он призвал,
И так он Ардаширу написал:
«О юноша младой и неразумный!
Когда с царем ты ехал в свите шумной,
Ты с шахзаде поспорил… Почему?
Ведь ты — слуга; не ровня ты ему.
Премудрости ты высшей обучался,
Но, видно, глупым отроком остался.
Ты не хотел в чести близ трона быть.
Теперь царю старайся угодить.
Тебе в нужде я деньги посылаю.
Благоразумен будь! Благословляю!
Когда ты эти деньги проживешь, —
Пока я жив, — ты помощь вновь найдешь».
Верблюд с посланцем, старцем умудренным,
Предстал пред Ардаширом удрученным.
Прочел он, сердце ободрилось в нем,
И много мыслей зародилось в нем.
Он мудро с низким званьем примирился,
С конями на конюшне поселился.
В своем углу он разостлал ковры,
Затеял с утра до ночи пиры.
Презрел он время. Дни и ночи плыли,
А с ним — струна, вино, плясуньи были.
Гульнар видит Ардашира. Смерть Бабака
У шаха башня в крепости была;
Гульнар, рабыня, в башне той жила.
Под стать ей, луноликой, тонкостанной,
Был лишь расцвет весны благоуханной.
Шах всех дастуров старых отстранил,
Ей все ключи сокровищниц вручил.
Была раба Гульнар, — я лгать не стану, —
Дороже жизни шаху Ардавану.
На кровлю вышла раз Гульнар-луна,
Взгляд Ардаширу бросила она.
Ей улыбнулся Ардашир ответно.
И в сердце ей вошел он неприметно.
И дух ее безрадостный вскипел.
Когда закат туманный потемнел,
Зубец стены арканом обмотала
Гульнар. И тихо вниз спускаться стала.
Творцу миров молитву вознесла,
К конюшне царской дерзостно пошла.
Благоухая амброю и муском,
Прокралась между стойл в проходе узком,
К избраннику приникла своему
И голову приподняла ему.
Проснулся он; взглянул и видит: чудо!
Красавица!… Но кто она? Откуда?
Спросил: «Скажи, луна, откуда ты
Взошла над бездной бедствий и тщеты?»
Гульпар в ответ: «Я — шахская рабыня.
Люблю тебя! Я вся твоя отныне!
Когда захочешь, я к тебе приду
И скорбь твою от сердца отведу!»
Жизнь такова: пройдет столетье, миг ли —
Где муж, кого б несчастья не постигли?
Бабак — при жизни промыслом храним —
Скончался, место уступил другим.
Шах Ардаван, узнав про смерть Бабака,
Поник душой, предвидя бездну мрака.
Он с горя слег, когда, как с барсом барс,
Сцепились сыновья его за Парс.
И старшему, по древнему закону,
Царь отдал Парс, и войско, и корону.
Воспрянул тот, в литавры бить велел,
Войскам несметным в сборе быть велел.
Но омрачилось сердце Ардашира
Тем, что несправедлив владыка мира.
И в гневе он в душе своей решил:
«Довольно Ардавану я служил!
Ведь я не ведал, что его обидел!
За что же он меня возненавидел?»
И Ардашир себе сказал: «Бежать!»
А царь велел астрологов созвать.
О таинствах планет, о звездных силах,
О будущем державы вопросил их:
«Что предвещает вечный небосвод?
Кто сей престол после меня займет?»
Две ночи маги не сходили с башни,
Где был луны-Гульнар приют всегдашний, —
И третья ночь настала. Лишь тогда
Взошла на небо шахская звезда.
Гульнар, все споры звездочетов слыша,
Три ночи не спала, таясь под крышей.
Всем волхвованиям обучена,
Речей их тайну поняла она —
И все запомнила, что говорилось.
Бушующее пламя в ней таилось.
С высокой башни мудрецы сошли
И волю неба шаху изрекли.
Таблицы показали, где ответы,
Записаны, что дали им планеты;
Немой глагол таинственных высот,
Что приоткрыл им вечный небосвод:
«Едва успеет солнце закатиться,
Как сердце шаха тяжко огорчится:
Сбежит твой некий раб. Но он скорей
Не раб, а отпрыск подлинных царей.
И станет раб могучим властелином,
Что принесет добро простолюдинам».
И, вняв глаголу неба в их словах,
Душою огорчился старый шах.
Ардашир бежит с Гульнар
Когда земля ночною тьмой покрылась,
Как тень, Гульнар в конюшне появилась.
Вскипел, как море, юный Бабакан:
«Решай! Довольно! Я — иль Ардаван!»
Гульнар в слезах на край кошмы присела,
Все рассказала, что узнать успела.
Когда о предсказанье услыхал,
Терпенье Ардашир в удел избрал.
И он сказал ей: «О моя отрада,
Чего нам ждать? Бежать немедля надо!
Расстаться я с тобою не могу…
Коль я от Ардавана убегу,
Скажи: бежишь ли ты со мною вместе?
Иль тут, в плену, останешься — в бесчестье?
Увенчана короной золотой
Ты будешь, коль последуешь за мной!»
Гульнар сказала: «Здесь я не останусь,
Пока дышу, с тобою не расстанусь!»
И слезы падали из нежных глаз,
Как вслед алмазу огненный алмаз.
Ответил Ардашир: «Доверься богу!
Мы завтра тайно двинемся в дорогу».
Гульнар обратно во дворец ушла,
В слезах остаток ночи провела.
Когда земля от солнца пожелтела
И тень лиловой ночи отлетела,
Смятеньем нетерпения горя,
Гульнар открыла дверь казны царя.
Взяла алмазы, жемчуга и лалы,
Динаров золотых запас немалый.
И всю добычу, полная надежд,
Зашила в складки собственных одежд.
Вот ночь настала, полная тревоги…
Шах Ардаван заснул в своем чертоге.
Гульнар во тьму порхнула, как стрела,
Добычу Ардаширу принесла.
Сидел он с полной чашей, не печалясь,
Вокруг же слуги пьяные валялись.
И, радостный, он встал навстречу ей,
Из стойла вывел резвых двух коней.
Увидев золото в руках у ней
И лалы, жарких угольев красней,
Он налитую чашу отодвинул.
На головы коней узды накинул.
Сел на коня, он, в шлеме и броне,
Повесив меч надежный на ремне.
Гульнар вскочила на коня другого,
И выехали, не сказав ни слова.
С подругой милой поскакал он в Парс,
Как на свободу вырвавшийся барс.
Ардаван узнает о бегстве Гульнар и Ардашира
Так было: без невольницы своей
Шах Ардаван своих не мыслил дней.
Чуть голову с подушек подымал он,
Гульнар свою с любовью обнимал он.
Настало утро; встать царю пора —
Но нет Гульнар на ложе, как вчера.
Рабыни нет. Вскочил, рассвирепел он.
Подать воды, подать халат велел он.
А сонм вельмож уже в дверях стоял,
Украшен был престол и тронный зал.
Вазир великий перед ним явился,
Подобострастно перед ним склонился
И доложил: «О шах, вселенной свет!
Тут все князья явились на совет».
И крикнул шах: «Эй слуги, что случилось,
Что к нам Гульнар сегодня не явилась?
Обижена иль чем занемогла,
Что появиться нынче не смогла?»
Тут шаху главный доложил дабир:
«Сбежал сегодня ночью Ардашир.
И гордость стойла славного царева
Угнал он — Серого и Вороного».
Догадка сердце шаха, как кинжал,
Пронзила: «Раб сбежал — Гульнар украл!»
В нем древний дух суровый пробудился.
Он шлем надел, в кольчугу облачился,
Пошел он с войском грозных удальцов,
Все на пути огнем спалить готов.
Летел как ветер, полн ожесточенья,
Пока не въехал в некое селенье.
Спросил у жителей, у пастухов:
«Не проскакали ль двое беглецов?
Не проезжали ль рано на рассвете
Два всадника через угодья эти?»
А те: «Промчались двое тут селом
На сером скакуне и вороном.
Вослед им тур понесся, пыль взметая,
Рогами золочеными блистая».
И царь сказал дастуру: «То — они!
Но этот тур что значит? Объясни».
Дастур ответил: «Это знак великий,
Что будет в мире Ардашир владыкой.
То — фарр его. Ты знаменье почти,
Напрасную погоню прекрати!»
Царь промолчал, советнику не внял он.
Дав людям отдых, дальше поскакал он.
Летело войско, словно ураган,
А впереди — с вазиром Ардаван.
Но Ардашир с Гульнар не отдыхали;
Они, как вихрь, все дальше улетали.
И кто догонит, кто в петлю возьмет
Того, кому защита — небосвод?
А беглецы от жажды истомились
И в роще у ручья остановились.
И Ардашир сказал своей Гульнар:
«Нас мучит жажда и полдневный жар,
Из силы выбились и мы и кони,
И далеко ушли мы от погони.
Здесь, у ручья, мы силы подкрепим;
Час отдохнем и дальше полетим».
В поту, как солнце, щеки их блистали,
Когда они к потоку подскакали.
Чуть Ардашир хотел сойти с коня,
Два мужа подошли — светлее дня.
И молвили они: «Спеши! Не время
Бросать поводья и оставить стремя!
Ты промыслом от гибели спасен.
Беги, чтоб не настиг тебя дракон!
Погибельно вам будет промедленье,
Теперь лишь в быстроте твое спасенье».
Внял Ардашир советникам своим.
Гульнар мгновенно согласилась с ним.
И вновь они на стременах привстали
И дальше в степь, как вихри, ускакали.
За ними с войском мчался Ардаван,
С душою черной, гневом обуян.
Когда миродержавное светило
Лик светозарный к западу склонило,
Увидел пред собою старый шах
Прекрасный город, тонущий в садах.
Людей спросил он, что его встречали:
«Здесь двое верховых не проскакали?»
Старейшина ответил городской:
«О царь счастливый, в помыслах благой!
Когда над миром солнце дня блеснуло,
А ночь знамена синие свернула,
Два конных через город пронеслись,
А кто, откуда — нам не назвались.
Скакал вослед им тур золоторогий,
Какие в царском пишутся чертоге».
И Ардавану вновь сказал мобед:
«Прерви погоню, о вселенной свет!
Тур этот — фарр и счастье Ардашира.
Ты собери войска, владыка мира.
Войной края и страны мы пройдем,
А так — мы только ветер обретем.
Ты сыну своему отправь посланье,
Пусть он проявит ревность и старанье.
Пусть Ардаширова падет глава,
Покамест тур не превратится в льва».
Внял Ардаван ему, челом склонился;
Он понял — славный век его затмился.
И спешился и отдых дал войскам,
Молясь тому, кто все дарует нам.
Ардаван пишет письмо своему сыну Баxману, приказывая разыскать Ардашира
Едва рассвет окрасил облака,
Шах повернул назад свои войска.
С лицом поблекшим, тростника желтее,
Он вечером вступил в ворота Рея.
И в Парс письмо отправил сыну он:
«Наш светлый фарр изменой омрачен.
Раб Ардашир, как вор в ночи, без звука,
Бежал, стрелою вылетел из лука.
Поймай его! Он в Парсе. Но смотри —
Ни слова никому не говори».
Ардашир собирает войско
И прибыл Ардашир на берег моря,
И помолился: «О защитник в горе!
Ты спас меня, так не оставь меня!
По верному пути направь меня!»
Встречаясь там с береговым народом,
Он подружился с мужем-мореходом.
Поведал, сколько бедствий претерпел.
Моряк на Ардашира посмотрел,
Вгляделся зорко он в его обличье,
Увидел фарр его и мощь величья,
И понял: это — сын царей земли.
Все обошел свои он корабли.
Сошли на берег, полные отваги,
Мужи, заботясь о грядущем благе
Все, в чьей душе был голос предков жив.
Пришли, о кее вести получив.
Все родичи Бабака встрепенулись
И в помощь Ардаширу потянулись.
С холмов, с нагорий в облачном дыму
Сходились люди храбрые к нему.
«Кей появился!» — вести полетели,
И стариков сердца помолодели.
Мобеды из убежищ поднялись,
Советники премудрые сошлись.
И Ардашир уста раскрыл пред ними:
«Эй, славные познаньями своими,
Постигнувшие сердцем суть всего!
Я знаю, нет средь вас ни одного,
Кто б не слыхал, каким подверг невзгодам
Нас Искандар — пришелец, низкий родом!
Он славу древнюю низверг во мрак,
Весь мир зажал в насильственный кулак.
Я к вам пришел — потомок Руинтана,
И вас нашел под гнетом Ардавана!
Но пасть самой судьбой обречена
Та власть, что вам насилием дана.
Коль вы друзьями станете моими, —
Сынов Аршака истребится имя.
Что думаете вы? Ответа жду.
В великом деле я совета жду».
И все, кто были в этом славном сборе —
Мудрец иль муж бывалый в ратном споре, —
Все встали, чувством пламенным горя,
Все отвечали на вопрос царя.
Одни: «Мы все — из племени Бабака.
Ты — солнце наше, вставшее из мрака!»
Другие хором: «Предок наш — Сасан.
Мы все на битву препояшем стан!
Все — телом и душой — в твоей мы власти.
С тобой разделим счастье и несчастье.
Ведь ты двумя светилами рожден.
Мы все — с тобой! Тебе — и власть и трон.
Прикажешь — горы превратим в равнины,
Бушующие укротим пучины».
Внял Ардашир собравшихся ответ.
И духом он вознесся до планет.
Мужей достойных поблагодарил он.
Величье, волю бодрую явил он.
На берегу он город основал.
И вырос город; многолюдным стал.
Муж-звездочет явился к Ардапшру,
Сказал: «О шах, звездой блеснувший миру!
Ты призван корень Кеев обновить,
Исторгнуть плевел, пришлых истребить,
Трон Ардавана сокрушить, как молот.
Твоя звезда нова, и сам ты молод!
Среди сынов Аршака Ардаван
Сильнее всех и выше, чем Кейван.
Бери же в руки власть, не медля, с бою, —
И все враги падут перед тобою!»
И эти старца вещего слова
Дух окрылили Ардашира-льва.
С рассветом встал, покинул свой престол он,
Вооружась, в Истахр войска повел он.
Сын Ардавана, славный муж Бахман,
Узнав, что ополчился Бабакан,
Встревожился, не стал он медлить боле,
Собрал свои полки и вывел в поле.
Ардашир сражается с Бауманом и одерживает победу
Жил славный муж по имени Тэбак,
Привержен к богу, помыслами благ,
Наместник царский в городе Джахраме —
Он был главой над верными войсками.
Муж справедливый, мудрый, полный сил,
Семь сыновей он славных возрастил.
Услышав о явленье Бабакана,
Восстал он, откололся от Бахмана.
И к Ардаширу, мудростью влеком,
С войсками он пошел под трубный гром.
Пред Ардаширом в радости великой
Он спешился, как пред своим владыкой.
У ног его челом склонился в пыль
И о Сасане древнем вспомнил быль.
Сказал: «Тебе да буду я оплотом!»
И принял Ардашир его с почетом.
Но сам в душе сомненьем был смущен:
«Не Ардаваном ли подослан он?..»
В пути Тэбака он оберегался;
Он власти старца, войск его боялся.
Был прозорлив Тэбак, видавший мир;
Он знал — не доверяет Ардашир.
Пришел к нему с Авестою священной,
Сказал: «Да слышит нас творец вселенной,
Клянусь! Тебе я предан навсегда!
Нарушу клятву — сгину без следа!
Едва я вести о тебе услышал,
С войсками я к тебе на помощь вышел.
Власть Ардавана стала мне гнусна;
Как юноше старуха мне она.
Я преданный твой раб навек отныне,
И в том тебе клянусь на сей святыне!»
Внял слову сокровенному тому,
Душой поверил Ардашир ему.
Как своего отца, его почтил он,
Тэбаку власть над воинством вручил он.
И пред Йезданом пал и до утра
Молил, чтоб указал пути добра,
Чтоб дал победу над драконом гнева,
Чтоб возрастить помог величья древо.
В чертоги предков Ардашир вступил,
Грехи отцов молитвой искупил.
Советников своих созвал в палату,
Открыл казну и войску роздал плату.
Как барс, воспрянул и полки повел,
Дабы Аршака сокрушить престол.
И повстречались, как два моря зыблясь,
Две рати и, воинственные, сшиблись.
Бой закипел. Пылали, как лучи,
В руках мужей индийские мечи.
Сшибались грудью, копьями, щитами:
Кровь потекла горячими ручьями.
Дрались, друг друга яростно тесня,
Пока не пожелтело солнце дня.
Ночь подняла шатер свой бирюзовый,
Когда повел войска Тэбак суровый.
Взлетела тучей пыль черней смолы,
И Ардашир звездой блеснул из мглы.
Сын Ардавана раною томился.
Увидя шаха, в бегство он пустился.
Муж Ардашир вослед за ним летел
Под громом труб и градом черных стрел.
Он вел погоню яростнее барса
До самых стен Истахра — сердца Парса.
Там слава победителя ждала.
Весть о победе земли обтекла,
Он в Парсе роздал войску в честь победы
Сокровища, что собирали деды.
День отдохнул, набрался новых сил
И дальше в море войска устремил.
Битва Ардашира с Ардаваном
И страхом сердце шаха омрачилось,
Когда узнал он: грозное свершилось.
Воскликнул Ардаван: «Открыл мобед
Мне древле волю тайную планет.
И волю неба не преодолеть нам,
Чем жить в бесчестье, лучше умереть нам.
Не думал я, что станет Бабакан
Завоевателем, владыкой стран».
Долг старый войску заплатить велел он,
Обоз к походу снарядить велел он.
Дейлем прислал дружины и Гилян.
Сошлись полки, шумя, как океан.
Но Ардашир повел ему навстречу
Отважных войско, рвущееся в сечу.
И встретились они средь пыльной мглы;
Их разделял один полет стрелы.
В рядах карнаи так загрохотали,
Что змеи из убежищ убегали.
И зазвучал под золотом знамен
Мечей лиловых скрежет, лязг и звон.
Так сряду сорок дней сраженье длилось,
Для витязей вселенная стеснилась.
Росли убитых горы по долам.
Постыла жизнь измученным бойцам.
Тут грозовые тучи налетели,
И молнии на тучах заблестели.
Такой свирепый ветер смерчи взвил,
Что души ужасом оледенил.
Земля разверзлась, содрогнулись горы,
Казалось, мира потряслись опоры.
Подземный гром и гром на небесах, —
Объял великий Ардавана страх.
И средь людей его пошло роптанье:
«То — вещий знак, небес предначертанье.
Видать, на гибель мы обречены.
Видать, неправедны пути войны».
Мобеды возопили: «Царь! Пощада!»
Но стрелы низвергались гуще града.
Остался злополучный властелин
Покинут всеми, Ардаван — один.
И громом грянул голос Ардашира:
«Палач, схвати врага владыки мира,
Казни, надеждам вражьим вопреки!
Мечом его на части рассеки!»
Палач пошел, исполнил приказанье.
Муж Ардаван покинул мирозданье.
Вот он, в деяньях грозный небосвод!
Пал Ардаван, и Ардашир падет.
Людей до звезд возносит мир надменный
И низвергает наземь в прах презренный!
Двоих схватили царских сыновей,
И цвет увял Аршаковых ветвей.
Обоим ноги в кандалы забили,
В зиндан юнцов несчастных посадили.
Два старших сына потихоньку, в ночь,
Разгром увидя, ускакали прочь.
В слезах они достигли Хиндустана,
Судьба их стоит целого дастана.
Вся степь была усеяна кругом
Убитыми в оружье дорогом.
Шах Ардашир велел собрать добычу
И ратным людям всю раздать добычу.
Тэбак души величие явил —
Он труп царя казненного омыл.
Омыл в слезах от крови и от праха,
Воздвиг он дахму пышную для шаха.
Парчой и шелком тело спеленал,
Чело его короной увенчал.
И с почестью его похоронили,
Порог его дворца не преступили.
Явился к Ардаширу муж Тэбак,
Сказал: «О шах, как свет гонящий мрак,
На дочери прекрасной Ардавана
Женись! У ней — венец и фарр Ирана!
Сокровище тогда ты обретешь,
Которого превыше не найдешь.
Так нам закон повелевает древний!»
И Ардашир женился на царевне.
Он пробыл в Рее месяц или два;
О нем не молкла добрая молва.
Вот в Парс вернулся озаренный славой
Сасана сын, воитель величавый.
И город новый там построил шах,
Богатый, пышный, тонущий в садах.
Фонтаны били там, ручьи журчали,
Тот город Хурра-Ардашир назвали.
Там хауз был большой, светлей стекла.
Вода по трубам из него текла.
Над тем прудом у чистого истока
Построил царь Зардушту храм высокий.
И праздники Михргана и Сада
С народом здесь он праздновал всегда.
Вокруг же храма стогны простирались,
Цвели сады, строенья красовались.
Марзбаны, видя город — перл земли, —
Названьем Гур тот город нарекли.
Прекраснее всех городов прекрасных
Стал город Гур; в нем не было несчастных.
Невдалеке от города текла
Река. Ей преграждала путь скала.
Царь вызвал сильных телом на подмогу,
В скале велел воде пробить дорогу.
От засухи весь Парс он защитил,
Убогих поселян обогатил.
Война Ардашира с курдами
Когда восстал народ вольнолюбивый,
Рать из Истахра вывел царь счастливый.
Когда вступил в их степи властелин,
Пошли на бой все курды как один.
Войну игрою шах считал сначала,
Но вслед за курдами вся степь восстала.
Дрались весь день. Померкли облака.
И отступили шахские войска.
И поднял Ардашир все войско Парса.
Там каждый всадник был лютее барса.
Войска повел на курдов он с утра
Бой закипел не тот, что был вчера.
Но царь в степи, холмами тел покрытой,
Опять остался с малою защитой.
Так опаляла зноем высота,
Что запеклись у воинов уста.
Вот умиротворяющее знамя
Ночь подняла над ратными рядами.
И увидал вдали костер один
Муж Ардашир — вселенной властелин.
И поскакал он с малою дружиной
На тот костер — во тьме, тропой пустынной.
Вблизи костра увидел пастухов,
Овец, ягнят, и козлищ, и овнов.
Тут спешился с дружиной шах великий.
Был полон пылью, высох рот владыки.
Воды спросил он. Пастухи пошли,
Айран прохладный, воду принесли.
Он жажду утолил водой с айраном,
Лег и накрылся боевым кафтаном.
Уснул он крепко на траве степной,
Подушка в изголовье — шлем стальной.
Блеснул рассвет, из-за морей ударя;
От сна восстала сила государя.
Тут подошел к нему старик пастух,
Сказал: «Да будет бодр твой светлый дух!
Как ты попал в пустыню? На ночлеге
Здесь ни покоя не найдешь, ни неги».
Ответил царь: «О старец, услужи, —
Ближайшее селенье укажи».
Сказал старик: «До ближнего привала
С тобою будет проводник бывалый.
Фарсангов пять пустыней ты пройдешь, —
И водопой, и корм коням найдешь.
А там пойдут богатые селенья —
И в каждом — свой глава, свое правленье».
Встал, распрощался царь со стариком,
Повел дружину за проводником;
Достиг ручья и рощицы зеленой
И в край вступил богато населенный.
Радушно встречен, там он станом стал
И в Хурра-Ардашир гонцов послал.
И встало воинство по слову шаха,
На помощь двинулось по зову шаха.
Тут медлить славный Ардашир не стал;
Он к курдам в степень лазутчиков послал.
Лазутчики в дорогу устремились
И, все разведав, к шаху возвратились,
Сказали: «Курды радости полны,
Им-де цари и шахи не нужны.
Бежал-де Ардашир, исполнен страха;
В Истахре одряхлело счастье шаха!»
Воспрянул шах, услышав их слова,
До солнца поднялась его глава.
Средь войск, ему на помощь приведенных,
Мужей он десять тысяч выбрал конных.
И тысячу прославленных стрелков,
Взметающих стрелу до облаков.
Ардашир совершает на курдов ночное нападение и разбивает их войско
С закатом солнца он повел войска
Тропой среди пустынного песка.
Когда глухая полночь миновала,
Становье курдов перед ним предстало.
Глядит — в степи беспечно курды спят,
А души воинов его кипят.
И дать велел он скакунам поводья,
Пустил войска на курдские угодья.
И закипела страшная резня.
Все кончилось до наступленья дня.
Тут степняков убитых не считали,
Венцом кровавым поле увенчали,
Кто жив остался, тех забрали в плен,
Так сильный из-за глупости презрен.
Богатства захватил владыка мира,
Бойцов обогатил владыка мира.
И если старец нес динаров таз,
То на него не устремляли глаз.
На золото его и не глядели, —
Так все они тогда разбогатели.
Победою не возгордился шах,
В Истахр с войсками воротился шах.
«Теперь, — сказал он войску, — отдыхайте!
Для новой рати силы набирайте!»
Сказал: «Пируйте, пейте, ешьте тут!
Пусть боевые кони отдохнут».
Все от оружия освободились,
К делам своим домашним возвратились.
А что замыслил дальше Бабакан,
Узнаем, выслушав другой дастан.
Дастан о черве Хафтвада
Дихкан извлек рассказ из тайника
О чуде, бывшем в древние века.
Лежит у волн Персидского залива
В обширном Парсе Куджаран счастливый.
Там город был. А город славный тот
Трудолюбивый населял народ.
Там не в гаремах девы прозябали,
А все трудом достаток добывали.
Бывал там хлопка щедрый урожай;
Искусством пряжи был прославлен край.
Когда ворота града отпирались,
Все девушки к воротам собирались.
У каждой хлопка чистого полно,
У каждой и свое веретено.
На холм поднявшись со своей поклажей,
Они весь день сидели там за пряжей,
Ни сон им, ни еда на ум не шла;
В том белом хлопке слава их была.
Запасы хлопка в пряжу превращались;
Они домой лишь к ночи возвращались.
И некий муж, по имени Хафтвад,
Прославил тот благословенный град.
Он был отцом семи сынов могучих,
Семи богатырей — слонов могучих.
Дочь у него была всего одна,
И счастьем всей семьи была она.
Сидели девушки под сенью склона,
Звенящие пуская веретена.
А в полдень, бросив пряжу, сели есть,
Сложили вместе, что в запасе есть.
Сложила пряжу дочь Хафтвада, встала
И, яблоко, что с яблони упало,
В траве увидев, живо подняла.
Вот тут открылись дивные дела…
Чуть только плод румяный надкусила,
Крик изумленья дева испустила.
Там червь сидел. Того червя она
Достала кончиком веретена.
И молвила толпе прядильщиц славных:
«Хвала творцу, не знающему равных!
Я талисман нашла! Дана мне власть,
Дано мне счастье — втрое больше прясть!»
Подруги хором все захохотали;
В улыбках зубы перлами блистали.
Но втрое больше их Хафтвада дочь
Напряла все ж, пока не пала ночь.
Число мотков на камне записала,
Домой с дневною пряжей прибежала.
Порадовалась мать ее труду:
«Ты обрела счастливую звезду!»
И вновь они мотки пересчитали.
Тугие нити, словно шелк, блистали.
И, пробудясь на утренней заре,
Подруги сели прясть на той горе.
И снова им сказала дочь Хафтвада:
«О девушки, за что же мне награда?
Я больше спрясть могу, чем нужно мне!
Такая власть в моем веретене!»
Она работу к полдню завершила,
А больше прясть ей хлопка не хватило.
И с пряжею своей домой пришла,
И радость и веселье принесла.
А девушка, чуть утро наступало,
Кусочек яблока червю давала.
Рос червь, и втрое пряжи с каждым днем
Та чародейка приносила в дом.
Отец и мать однажды — так случилось —
Спросили дочь: «Скажи нам, сделай милость:
Вот наша хижина обогатилась,
А оттого, что много ты трудилась.
Как успеваешь ты? О дочь, открой!
Иль светлой пери стала ты сестрой?»
И девушка родителям открыла,
Как червяка нашла и сохранила.
И показала им червя она
В пенале своего веретена.
Он ярким светом в темноте лучился.
Хафтвад находке дочери дивился,
Сказал: «Вот знак, что счастлив наш удел!»
Душой и сердцем он помолодел.
Забот и нужд с него свалилось бремя.
Вот миновало небольшое время, —
Они ухаживали за червем,
Кормили медом, маслом, молоком.
Червь вырастал и силы набирался;
Он яркоцветным телом красовался.
Спиной, как, мускус, черною блистал,
И вскоре тесен стал ему пенал.
И вот сундук просторный смастерили,
В сундук червя с молитвой поместили.
Никто так не был в городе богат,
Как вскорости разбогател Хафтвад.
Светил он мудрости житейской светом,
Все люди шли к Хафтваду за советом.
В то время Куджараном правил князь,
Закон и правду затоптавший в грязь.
Жестокий, он заботой жил единой,
Как отобрать добро простолюдина.
Узнал он, что Хафтвад разбогател,
И дом его ограбить захотел.
Но семь сынов Хафтвада ополчились,
И горожане все вооружились.
Мечи и копья в руки взяли все,
В защиту за Хафтвада встали все.
Хафтвад повел на битву ополченье;
Он мужество и мощь явил в сраженье.
Твердыню злого князя разгромил,
Забрал казну, а самого казнил.
Хафтвад вернулся в блеске славы бранной.
Его избрали князем Куджарана.
И, преданным народом окружен,
На крутизне поставил крепость он.
В ее стене железные ворота,
Надежней в мире не было оплота.
В том славном замке, что Хафтвад воздвиг,
Бил из скалы несякнущий родник.
Тройные стены замок окружали,
До облак башни грозные вставали.
Вот тесен стал сундук червю тому,
В скале колодец вырыли ему.
В просторный тот колодец бережливо
Был червь опущен, выросший на диво.
Стояла стража верная над ним,
Чтоб червь накормлен был и невредим.
Корм для него в большом котле варили,
Отборной, лучше