Книга первая
Я пел доселе, как утратил Рай
Преслушный человек; а днесь пою,
Как Рай людскому роду возвратил
Престойкий Человек, что всяк соблазн
Отверг и, Соблазнителя презрев
Лукавого, осилил и попрал;
И в пустошах воздвигся вновь Эдем.
О Дух, Который Светлого возвел
Отшельника в пустыню, где врага
Духовного сразил Он — и отколь
Вернул Ты Бога-Сына! Вдохнови,
Как раньше, песнь мою — иначе нем
Пребуду! Дай могучие крыла,
Сквозь высь и бездну пронеси, дабы
Я подвиги воспел геройских паче,
Но тайные — а не пристало им
В забвении веками пребывать.
Великий Вестник, возвышая глас,
Торжественнейший трубного, призвал:
«Покайтесь, ибо Царство Божье близко
Для всех крещающихся!» И притек
Люд из краев окрестных; а с толпой
И мнимый сын Иосифа пришел
На Иордан: пришел смирен и прост,
Еще безвестен; но Предтеча вмиг
Его признал, наставлен Богом. «Сей, —
Он рек, — меня Сильнейший.» И робел
Священный долг исполнить; а когда
Решился, растворились Небеса
Над Тем, Кого крестил, и Дух Святый
Нисшел, как голубь, и глагол Отца
Раздался: «Ты Возлюбленный Мой Сын!»
Сие услышал Враг, зане бродил
Он по земле, и в том собранье славном
Явился. Глас Господень точно гром
Его сотряс; и в Человека, что
Был Сыном Божьим, он вперил, ревнуя,
Смятенный взор… Посем, ревнуя и ярясь,
Летит во Ад и, не передохнув,
Князей Геенны кличет на совет
В густые тучи, во кромешный мрак —
Угрюмый сход! И аггелам своим
Во ужасе и скорби молвил он:
«О древние тираны Мира, Твердь
И Воздух покорившие (кольми
Отрадней вспомнить Воздух, а не Ад,
Обитель нашу)! Надо ль исчислять
Столетья, что,на человечий счет,
Мы, до пределов некиих, вольны
И властвовать, и править сей Землей
С тех самых пор, как Ева и Адам
Лишились Рая, мной обольщены.
И с тех же пор с великим страхом ждем,
Что семя Евы насмерть поразит
Мою главу… Господни жернова
Неспешно мелют, им и вечность — миг;
А в этот раз круговорот часов
Излишне быстро обозначил срок
Обещанному древле нам удару.
Пристало ждать; и мыслю: под главой
Сотренной — разумеется предел
Всей нашей власти, воле, бытию
Во царствах и воздушном, и земном.
Лихие вести: Семенем Жены
Встарь нареченный — ныне в свет рожден.
Его рожденье устрашило нас;
А днесь во цвете лет Он и, явив
Толики ум и благость, совершит
Бессмертные дела — и страшен паче.
Пророк Ему предпослан: возвещать
Пришествие; глашатай кличет всех
К реке, чья освященная струя
Грехи смывает, мол… Во чистоте
Сретать велит пришельца — иль, верней,
Приветствовать Царя. И всяк идет;
И Сам Он прочих между был крещен —
Тем не очиститься, но лишь обресть
Свидетельство Небес, дабы народы
Уверовали твердо. Я узрел
Поклон Предтечи; вышед из воды
Крещаемый — отверзлись в Небесах
Врата хрустальные; и на главу
Пришельцу белый голубь низлетел —
Не знаменье ль? И Божий глас я внял,
Благоволивший Сыну с высей горних.
И се, рожденный смертной от Царя
Небесного — чего же не свершит
Пришелец, коль Родитель всемогущ?
Мы помним Божья Первенца, и как
Он ярыми громами нас низверг;
Кто Сей — разведать должно. Человек
Он зраком обычайный — правда, лик
Сияньем Отчей Славы озарен.
Сия угроза движет нас на грань
Крушенья; посему, не препираясь,
Противустанем ей: употребим
Не силу, но уловку, хитрый ков —
Пока не встал Он во главе племен
Как Царь, и Вождь, и Властелин Земли.
Я древле пересек наедине
Пространства Хаоса, чтоб отыскать
И погубить Адама; но теперь
На сходный подвиг легкою стезей
Пущусь — и где успешен был уже,
Там уповаю повторить успех.»
Он смолк. И отзвучавшие слова
Ошеломили дьявольскую рать;
Однако, смятены и сражены
Ужасной вестью, бесы не могли
Надолго погружаться в страх и скорбь:
Единодушно вверил адский сход
Заботу о великом предприятье
Диктатору, чей ков Адама встарь
Низверг, и тем простер широкий путь
Из логова бесовского на свет,
На коем процветали бесы как
Старейшины, князья, цари, божки
Несчетных царств и необъятных стран.
И вспять на Иорданский брег летит
Лукавый — ибо овамо был явлен
Сей Величайший изо всех людей,
Господень Сын. И кознодей алкал
Ввести во искушенья, соблазнить
И погубить Того, Кто в мир сошел,
Дабы владычество Врага пресечь.
Но, умыслам своим же вопреки,
Враг этим исполнял предначертанье
Всевышнего, что в Славе восседал
Меж ангелов, и Гавриилу рек:
«Днесь, Гавриил, воочию узришь
Ты купно с ангелами, что блюдут
Людские дни и судьбы, как начну
Оправдывать торжественную весть,
Которую ты в Галилею нес
Пречистой Деве: еже породит
Того, Кто наречется Сыном Божьим.
И на Ея сомненья: как сие
Возможет с Девой статься, — изъяснил,
Что снидет Дух Святый, что осенит
Ее Всевышний… И рожденный Сын
Возрос — и ныне, чтобы превознесть
Его как Сына Божья, Сатане
Дозволю искушать Его: пускай
Тот изощрится в хитрости, коль скоро
Столь чванится коварством пред ордой
Приспешников. А не пристала спесь
Тому, кто сладить не возмог с Иовом,
Чье стойкое упорство превзошло
В боренье с изобретчивой лютьбой.
А Сей, Кого от семени жены
Я произвел, сильнейший даст отпор
Всем козням и соблазнам, а затем
И всем отступным ратям, да во Ад
Низринутся опять. Он возвернет
Победой то, что первый человек,
Застигнутый врасплох, утратил — но
Пусть приснославно ратует сперва
В пустыне, — а посем Его пошлю
Двух супостатов мира, Грех и Смерть,
Смиреньем и страданьем сокрушить.
Он слабостью осилит вражью мощь;
Мир укротит, смирит людскую плоть,
Дабы и ангел, и эфирный дух —
Теперь, а после — человек земной
Постичь могли, сколь богоизбран Сей
Превеличайший, Мой достойный Сын,
Спаситель всех иных сынов людских.»
Предвечный рек. И все на Небесах
Преудивленно замерли — и вдруг,
Хвалу запев, небесный хоровод
Округ Престола повели. Гласы
И лиры таковой творили гимн:
«Со славой, Сын Господень, побеждай,
На битву идучи, чтоб не мечом,
Но мудростью ничтожить вражью кознь!
Отец уверен в Сыне; посему
Спокойно Чадо шлет на первый бой
С любым соблазном, всяким искушеньем,
Прельщеньем, или страхом, или злом.
Да втуне будут все уловки Тьмы,
Да сгинет ков диавольский вотще!»
Так лик небесный гимны возносил.
А Божий Сын, проведши день-другой
Там, где крещал Предтеча, в Вифаваре,
Премного сердцем пекся, размышлял
Как наилучше многомощный труд
Спасителя вершить, и чем начать
Божественных деяний череду.
И в некий час наедине, Святым
Ведомый Духом, вышел с тишиной
Советоваться и, вдали дорог —
За мыслью мысль, за шагом шаг ведом, —
В пустыню сопредельную вступил,
Во мрачный дол, объятый стремью скал.
Раздумья так священные текли:
«О сколько мыслей, разом пробудясь,
Во Мне роится — ибо ныне зрю:
Что издавна восчувствовал внутри,
Что часто Мною внемлется извне —
Едва ль совместно с тем, как дни влачу.
Еще дитятей был Я чужд забав
Ребячьих; Я стремил к ученью ум,
К познанью, чтобы мудрость обратить
Во благо ближним; и Себя почел
Рожденным правду утверждать вокруг
И праведность. Во младости прочтя
Завет Господень, понял, сколь он прав,
И услаждался им, и превзошел
Его тольми, что не было Мне лет
И дважды шесть, когда на праздник Пасхи
Проник во Храм, дабы учителей
Закона услыхать, и Самому
Глаголать им на пользу и Себе —
И всех преизумил. Но в оны дни
Мой дух и сердце жаждали побед
Геройских. Для начала Я известь
Израиль чаял из-под ига римлян;
Посем пресечь, искоренить везде
Свирепство лютых, и надменных власть;
Добро восставить, истину вернуть;
Но, правды Божьей ради, и людской,
Глаголом чудным чуткие сердца
Сперва завоевал бы: да не страх,
Но совесть правит! Я пытался бы
Учить заблудших, тех, кого ввели
Во грех — и лишь строптивцев подчинял.
И Матерь, мыслей сих восчуяв рост
В речах случайных, и возликовав,
Рекла Мне втайне: «Думами высок
Мой Сын! Питай же их, стреми превыспрь,
Насколь святая благость досягнет
И превосходство: горний образец
Велик! В деяньях приснославных стань
Достоин Присносущего Отца!
Уведай: Ты не смертного дитя,
Хотя инако мнят; Родитель Твой —
Владыка всех Небес, и всей Земли,
Всех ангелов, и всех сынов людских.
Твое Господень вестник Рождество
Предрек от Девы; и к тому предрек,
Тебе величье, и престол Давидов,
И царство нескончаемо; и хор
Небесный на равнинах Вифлеемских,
Где пастыри блюли стада в ночи,
Вещал им, что Мессия днесь рожден,
И звал их поклониться; и пришли
Они ко яслям, в коих Ты лежал,
Зане отверг нас постоялый двор.
Звезда, незрима в небесах дотоль,
С Востока привела к Тебе волхвов,
Принесших злато, смирну и ливан.
Сия новорожденная звезда,
Рекли они, явила свыше знак,
Что новый Царь Израильский рожден.
Тебя сретали в Храме Симеон
Святой и прорицательница Анна,
Им же виденье было; и рекли
Священнику они при алтаре
И люду, в Храм притекшему, все то ж.»
В Писания Пророков углубясь
Касательно Мессии, не вполне
Постигнутые книжниками, Я
Уведал: обо Мне рекут. Прочел:
Точию муки смертные прияв
Обещанного царства досягну
И род людской избавлю, чьи грехи
Сполна отяготят Мою главу.
Но сим не устрашен, и не смятен,
Я срока ждал сужденного. И се,
Креститель (Я не раз о нем слыхал,
Воочию не зрев) явился пред
Мессией, путь Ему уготовать.
Я с прочими крещаться шел, посколь
Крещенье свыше мнил; но Иоанн
Тотчас Меня презычно объявил —
Меня (по наущению Небес),
Меня — Мессией! И сперва отрекся
Крещать Господня Сына; и с трудом
Сие упорство Я преоборол.
Когда ж восстал Я из священных вод,
Разверзло Небо вечные врата,
И на Меня, как голубь, Дух нисшел;
И се, венец всего, глагол Отца
Раздался внятно, и нарек Своим —
Меня! — Своим любимым Сыном, в Ком
Его благоволение; приспел
Урочный час, Я ведал, чтоб отречь
Себя от безызвестности, начать
Достойно власти, данной Мне с Небес,
Деянья и свершенья. Но теперь
Влекут Меня в пустыню, а почто —
Не ведаю; быть может, и нельзя.
Что должно ведать — Бог откроет в срок.»
Так при Своем восходе мыслил вслух
Денница наша. Он взирал окрест
На жуткую пустыню, темный дол:
Средь бездорожья, путеводных вех
Не ставив — как вернуться было вспять?
Но бысть ведом. И толь предивных дум
О прошлом и грядущем нес в груди,
Что обществу отборнейших вельмож
Пустыню лучше было предпочесть.
И сорок дней пребыл там. На холмах,
В удольях ли тенистых? Древний дуб,
Иль кедр Его хранили, что ни ночь,
От ниспадавших рос? Иль обитал
В пещере? То невемо, не открыто.
И сорок дней людских не видев яств,
Не чуял глада — но посем взалкал
Меж диких тварей; были те и днем,
И ночью кротки с Ним; Его шагов
И злобный змий бежал, и мерзкий червь;
И зыркали бессильно лев и пард.
Но вот, в убогом вретище старик,
Заблудшую овцу искавший, иль
Сбирать исшедший хворост про запас,
Про зимний день, когда взлютует ветр,
И от трудов потянет к очагу,
Приблизился; и любопытный взор
Сперва уставив, тако после рек:
«Каким же лихом Ты влеком сюда,
Где — ни путей, ни троп, и токмо рать,
Иль караван пройдет? Ведь ни един
Забредший семо, не вернулся цел —
Но трупом без воды и снеди лег!
Затем я вопрошаю, и дивлюсь
Тем паче, — что не Ты ли Тот, Кого
Пророк новокрещавший столь почтил
При броде Иорданском, рекши: се
Господень Сын? Я зрил, и я внимал,
Зане пустынножители порой
В ближайшую нуждой гонимы весь —
Увы не близкую. До новостей
Мы алчны; тож и к нам грядет молва.»
Спаситель рек: «Меня Возведший семо
И вспять вернет — быстрей, чем поводырь.»
«Лишь чудом, — старец рек: — Посколь иных
Путей не зрю. Мы семо искони
Кореньями да плевелом живем,
И жажду сносим лучше, чем верблюд,
Рожденные для горя и невзгод.
Но коль Ты Божий Сын, Отцу вели,
Чтоб эти камни претворил во хлеб:
Себя спасешь, и нам доставишь ядь,
Какой мы не вкушали уж давно.»
И рек Спаситель: «Уж толику мнишь
Во хлебе мощь? Писанье ль не велит
(Зане постичь не трудно, кто ты есть)
Не о едином хлебе жить, но каждом
Глаголе Божьем? Семо Бог питал
Израиль древле манной; Моисей
Без пития и снеди сорок дней
Бысть на горе; и столь же Илия
Здесь поствовал. Черед и Мой настал.
Неверие ли хощешь Мне внушить,
Прознав, Кто есмь, как знаю, кто еси?»
И рек разоблаченный Архивраг:
«Ей, я тот самый злополучный Дух,
Что с тьмою присных дерзостный мятеж
Затеял, и с блаженнейших высот
Низвержен купно с ними в бездну был.
Но преисподних врат не столь затвор
Надежен, чтобы я не покидал
Узилища прискорбного, не смел
Скитаться невозбранно по Земле,
И в воздухе витать — и в Небеса
Небес не проникал по временам.
Я был меж Божьих Чад, когда Господь
Иова участь мне препоручил:
Да блещет паче, много претерпев!
Когда же ангелам Господь велел
Надменного Ахава ввесть в обман,
Дабы в Рамафе пал — они смутились,
А я усерден был, и языки
Пророков льстивых ложью умастил
Царю на гибель — ибо всяк урок
Господень выполню. Хоть я лишен
Природного мне блеска, и лишен
Любови Божьей — все же не лишен
Умения любить — нет, созерцать
С восторгом совершенство красоты
Иль благости: я не лишен ума.
Ужель бы я преминул навестить
Того, Кто был настоль превознесен
Как Божий Сын — и мудрость почерпать
В реченьях и деяньях Божества?
Все люди мнят, я велий супостат
Всеобщий — но с чего б? От них обид
И зла не ведал; и не ими ведь
Лишен чего лишен; скорей, они
Стяжали мне стяжанье: наравне
С людьми землей владычу — иль всецело.
Дарую им то помощь, то совет
Во знаменьях и знаках — а еще
В гаданьях, прорицаниях и снах
Являю ток дальнейший их судеб.
Твердят: ревную, алчу раздобыть
Собратий по злосчастью и скорбям.
Сперва — пожалуй… Но испив скорбей
Сполна, постиг доподлинно: деля
С иными кару, не разделишь боль,
И свой нимало не убавишь гнет;
Каков же прок людей во Ад манить?
Но горько, право: падший человек —
Да, человек! — спасется; я же — нет.»
Сурово наш Спаситель возразил:
«Заслуженно скорбишь еси, кто лгал
Исконно, и во лжи найдет конец.
Спесиво мнишь, из Ада в Небеса
Небес ты вхож? О да: как связень-раб
В чертоги, в коих прежде восседал
Вельможно, днесь — влеком и наг, и сир,
Гоним, убог, низложен, отлучен:
Презренное посмешище для всех
Небесных ратей! Во благом чертоге
Вкушаешь не блаженство, не покой,
Но пламень муки, зряще благодать,
От коей отрешен в Аду настоль,
Насколь причастен был ей в Небесах.
Но ты — холоп Небесного Царя!
А послушанье исторгают страх —
И радость причиняемого зла!
Чем, коль не злобой движим, ты презрел
Иова праведного, и казнил
По-всячески его — но вопреки
Терзаньям, он терпеньем превозмог.
Второй урок ты клянчил у Творца,
Дабы солгать четырьмястами уст,
Зане лганье тебе — насущна снедь.
Ты побуждаешь истину вещать
Оракулов, приметы без числа
Плодишь в народах? Ты искусный кухарь,
И сыплешь правды соль во блюдо лжи.
Твои реченья — что же в них, опричь
Двусмыслиц обояких? Вопрошен,
Доходчивый нечасто дашь ответ,
А не постичь — едино что не знать.
Кто, посетивший капище твое,
Был умудрен? Кого ты научал
Беды стеречься, иль спешить к мете,
Кому не ставил гибельных силков?
Народы правосудно предал Бог
Тебе во жертву — правосудно, коль
Идолочтят; но еже хощет Он
Свой Промысл средь народов объявить,
Отколь, невежда, истину берешь? —
Лишь от Него, да ангелов, что круг
Земной блюдут, но твой нечистый храм
Презрели: токмо свыше узнаешь
Все, иже слово в слово повторишь
Поклонникам. Трепещущий тиун,
Услужник жалкий, льстивый мироед,
Ты Божью правду кажешь за свою!
Но скорый этой славе укорот
Сулю: да впредь не станешь прорицать
Язычникам; оракулы уснут,
И стихнет буйство жертвенных торжеств
И в Дельфах, и всеместно; и вотще
К оракулу стекутся: будешь нем.
Живого Прорицателя Господь
Днесь ниспослал, учить и наставлять
Конечной воле Божьей; а в сердцах
Благочестивых утвердится впредь
Дух Истины, вещатель неземной
Всего, что людям ведать надлежит.»
Спаситель рек; а хитрый Архивраг,
Снедаем злобой, кротко произнес:
«Суров же Твой настойчивый укор,
И строг упрек! Не злоба, но беда
Меня ко лжи подвигла; где, глаголь,
Отверженца отыщешь, кой бы сплошь
И рядом правдой бы не пренебрег,
Аще корысть премногая во лжи,
Уловках, кознях, лести, ложной клятве?
Ты надо мной восставлен, Ты — Господь;
И от Тебя покорно должен снесть
Хулу и пеню, радуясь тому,
Что уцелел. Путь истины тернист,
Но речь ея весьма ласкает слух,
Равно что птицы иль цевницы песнь.
И диво ли, коль я Твоих словес
Внимаю сладость? Грешники порой
Чтят благость! О дозволь взойти опять
Сюда (посколь никто иной нейдет),
И внять тому, чего не досягну.
Отец Твой, Он же свят, и мудр, и чист,
Не воспретил отступным лицемерам
Вступать во храм Его, вершить обряд
При алтаре, святых Его даров
Касаться, иль молиться; Валаам,
Изгой, Господним гласом наделен,
Вещал. Так не отринь и Ты меня.»
Спаситель наш изрек, невозмутим:
«Хожденья семо, хитростный злохот,
Я не дозволю, и не возбраню:
Сколь попускают свыше, столь и дей.
И смолк. А Сатана земной поклон
Отвесил — злобу скрыть; и вмиг исчез,
Растаял: ибо простирала ночь
Крыла свои, удвоивая мрак
Пустыни; воротились птицы в гнезда,
И кровоядный зверь исшел во дебрь.
Книга вторая
Меж тем новокрещенны, кто дотоль
С Крестителем на бреге были, зрив
И вняв, как свыше бысть провозглашен
Мессией, Божьим Сыном Иисус,
Уверовав, беседу с Ним держав,
И кров посем деливши с Ним, — сиречь
Андрей и Симеон, а таче люд
В Писании Священном безымян, —
Обетованну радость обретя
Недавно столь, и разом утеряв, —
Скорбели во сомненьи много дней,
И всякий день сомненье их росло.
И мнили: токмо явлен Сей, и взят
Ко Господу незапно, яко встарь
Бысть Моисей восхищен на горе;
Как в огненной вознесся колеснице
На Небо Илия, дабы во срок
Сойти: его всеместно пятьдесят
Младых пророков тщились отыскать
Близ Вифавары — и в Иерихон
Пальмообильный шли, и шли в Энон,
В Салим, в Махер — во всяку весь, во град
Геннисаретских вод обапол, и
В Перею — но усердье бысть вотще…
При бреге Иорданском, у ручья,
Где ветер зыблет ивы и рогоз,
Простые рыбари, а не цари,
Во хижину смиренную стеклись
И об утрате сетовали так:
«- Увы! Надеждой вознесенны ввысь,
В тоску мы вновь повергнуты! Очам,
С праотческих времен обетован,
Предстал Мессия ныне, и вещал
Словами истины и благодати:
«Се, избавленья чайте вборзе; ей,
Опять Израиль царство обретет.»
Возликовали мы — а нынче вновь
Печалимся, и вновь изумлены:
Куда поделся? Неужель, представ
Народу, паки превознесся выспрь,
И снова должно чаяния длить
И длить? О Боже, Боже, ниспошли
Мессию — ибо час уже приспел.
Воззри: цари земные пригнели
Избранников Твоих; цари горды,
Жестоковыйны, и забыли страх
Господень; о восстань же и отмсти
За славу Божью; от ярма избавь!
Но смолкнем: Бог покуда милосерд —
Помазанника выслал нам, и чрез
Пророка известил о том, и Сам
Знаменовал Мессию на миру.
Ликуйте ж! И возложим всю боязнь
На Божий Промысл: нерушим обет —
Не возвернет Господь, не воззовет
Посланца, и в насмешку наш восторг
Не расточит. Господне Чадо — здесь!»
И, в упованье обратив печаль,
Вдругорядь ныне чают обрести
Кого сперва не чаявши нашли.
Но Матерь Божья, видя, еже Сын
Меж прочих не вернулся от крещенья,
И что не медлил Иордана близ,
Но в нетях был, встревожилась зело,
И страхи, что присущи матерям,
В такую речь со вздохом облекла:
«- О для чего же Мне благая честь
От Господа зачать, и весть благая:
«Благословенна Ты меж прочих жен!» —
Когда Я столь же в страхе трепещу,
И столь же изнываю от тревог,
Сколь прочие, Младенца породив
Порой, когда едва сыскался кров,
Дитя предохранивший и Меня
От хлада? Нам приютом стал вертеп,
Дитяти ж — ясли. Но посем бежать
Пришлось в Египет, донде лютый царь
Умрет: искав и не сыскав души
Младенца, лил он током кровь детей
На стогны Вифлеема. В Назарет
Вернулись после; Сын же долго жил
Бездействен, скромен, тих, уединен,
Царям не подозрителен. А днесь
Возрос Он; молвь идет, Его признал
Креститель на миру; и Отчий глас
Возлюбленным назвал Его с Небес…
Премен великих чаю. Чести? — нет,
Напастей! Внятно молвил Симеон:
«Сей многих вознесет иль сокрушит
В Израиле.» Я мнила возразить,
И молвил он: «Тебе же острый меч
Пронижет душу!» Вот он, Мой удел
Благой: достигнуть в горестях высот!
Но пусть горюю — все ж удел Мой благ;
Не стану спорить, не примусь роптать.
Но где же Сын? Ужели вновь исчез?
Он не был и двунадесяти лет,
Пропав. И Я нашла Его: Бог весть,
Не мог пропасть Он, волю исполняв
Господню; Я гадала: в чем тут суть? —
И поняла… Великую же цель
Преследует Он днесь, настоль таясь!
Но Я навыкла терпеливо ждать;
Я издавна в груди вмещаю клад
Пророчеств, предречений и предвестий.»
Так мыслила Мария, так звала
На ум воспоминанья давних пор —
От благовестья Божья, — и покой
Смиренный к Ней вернулся тот же час.
А Сын Ея скитался между тем
В пустыне дикой, преисполнен дум
Священнейших; и устремивши взор
В Свое же сердце, разом различил,
И как начать, и чем окончить Свой
Сужденный в горних подвиг на Земле.
А Сатана, что посулил хитро
Явиться вновь, помчал проворно прочь,
Во средний воздух, сумрачную мглу,
Где совещались адские Князья;
И там без радости, без похвальбы
Изрек он, озабочен и понур:
«- Князья, Престолы! Древние Сыны
Небес — а ныне демоны стихий,
Вам подначальных! Аггелы, не вы ль
Владыки Воздуха, Огня, Воды
И Тверди подлежащей? Чтоб и впредь
Нам сих уютных не утратить мест,
Уведайте: восстал наш ярый враг,
Грозящий вспять низвергнуть нас во Ад.
Единогласно был я отряжен,
Его уполномочен отыскать —
Сыскал, и зрил, и соблазнял. Но тут
Сторицей отягчаются труды,
Что в оны дни мне задавал Адам.
Женой прельщен, Адам бесславно пал —
Но был премного мельче, неже Сей,
Кто, Матерью земной рожден, дары
От Неба неземные получил:
Сверхсовершенство, Божью благодать,
И величайших дел достойный ум.
И я вернулся, да не возомнят,
Что, коль в Эдеме с Евой преуспел,
Во мигновенье ока одержу
И здесь победу. Сокликаю всех!
Готовьтесь пособлять: подать совет,
Иль длань подъять — дабы, не знавший встарь
Совместников, я не был ныне бит.»
Изрек свои сомненья древний Змий,
И всяк прегромогласно подтвердил
Всемерную готовность пособлять.
И встал препохотливый Велиал —
Плотливостью один лишь Асмодей
Превосходил его, — и молвил так:
«- Являй очам Его, и на любой
Стезе восставь прелестнейшую дщерь
Людскую — много сих в любом краю
Солнцеподобных сродственниц богинь;
Изящны, кротки, опытны в любви,
Речами блазня, мягкостью маня,
Уступчивостью — гневных недотрог
Изобразят незапно, чтоб завлечь
В любовный невод пылкие сердца.
Такая усмирит и укротит
Сильнейший дух; строжайшее чело
Разгладит; сластолюбие лия
Во жилы, выпьет силы; покорясь
Безвольно, всяк подвижник, всяк герой
К ней устремится: тако ж и магнит
Крепчайшую притягивает сталь.
Не женами ль мудрейший Соломон
Был обольщен и, жрища возведя,
Супружним тамо идолам служил?»
И тотчас отповедал Сатана:
«- О Велиал, на собственных весах
Не взвесишь всех иных: ты искони
Женонеистов: всяк прелестный лик,
И стан точеный всяк тебе милы;
И всякий, мнишь, не прочь от сих забав.
Сколь пред Потопом вы, о лже-сыны
Господни, поблудили на Земле!
Соитьями со дщерями людей
Вы племя исхитрились произвесть.
Не зримо ль разве, иль нейдет молва,
Как во дворце ты рыщешь, и в глуши —
В лесу, иль роще, или близ ручья,
В урочище, в удолье, на лугу,
Стремясь красавицу настичь — Каллисто,
Семелу, Антиопу, Амимону,
Сирингу, Дафну — всех не перечесть, —
На божества слагаючи вину —
На Фавна, иль Сильвана, иль Сатира,
На Феба, Зевса, Посейдона, Пана!
Но сим прельстишь не всех сынов людских:
Сколь многи красоту, и ков ея,
И ухищренья напрочь отмели,
Презрели, цель достойную узрев!
Воспомни: был герой Пеллийский юн,
И пренебрег красой восточных див:
Надменно зрил, и свысока отверг.
И к иберийцу юный Сципион
Жену его прекрасную вернул.
Что Соломон! Среди богатств, и яств,
И почестей, счастлив уделом сим,
Превыше не взалкал он воспарить —
И к женщинам повергся в западню.
А Искушаемый зело мудрей,
Чем Соломон; и думу правит ввысь,
Рожден и призван дивные вершить
Деянья. Где жену ты обретешь —
Пусть гордость века, мира блеск и цвет,
Что привлечет Его досужий взгляд
Хотя на миг? Пусть царственно она
Сойдет к Нему с престола красоты,
Воздев на чресла узорочье чар
Любовных — ведь Венеры пояс встарь
Прельщал Зевеса, басни говорят, —
Единый взгляд из-под Его чела —
Свет высшей Добродетели! — смутит
Ее презреньем, и ея убор
Померкнет; и она поникнет — иль
Уверует, поди? Зане Красой
Лишь вялы восторгаются умы,
Покорны. Отвернись — и меркнет блеск
Забавы праздной, коей пренебречь
Хотя слегка — все то же, что попрать.
Чтоб соблазнять, приличнейший мужам
Найдем предмет — упорство, доблесть, честь,
Геройство, всенародную хвалу:
Превеличайших вергнут с этих скал;
Иль искусим, природнейший позыв
Дав утолить с природою в ладу.
Мне ведомо: взалкал Он во краю
Пустынном, где вполне безвестна снедь;
Я стану блазнить, выиграть стремясь
В единоборстве с Ним хотя бы пядь.»
Он смолк, и внял согласья велий гул;
И тотчас отобрал себе отряд
Из духов прелукавейших, вождю
Подобных: чтоб немедля шли на зов —
Коль множествие действующих лиц
Понадобится, всяк исполнит роль.
И во пустыню с присными полет
Направил, где скитался Божий Сын,
Постившись сорок дней, из тени в тень —
Взалкавши и Себе глаголя так:
«- Где кончится сие? Уж пять седмиц,
И столь же дней блуждаю средь лесов
И, не вкушав, не гладен был. Сей пост
Себе во добродетель не вменю,
Лишеньем не почту: коль нет нужды,
Иль Бог природу алчущу хранит
Без брашен, то вельми легко стерпеть.
А днесь взалкал; се явственнейший знак:
Природа просит яств; но властен Бог
Питать неощутимо телеса,
Не утоляя глада; что Мне глад,
Коль тело невредимо? Я счастлив,
А жало глада, не чиня вреда,
Забудется: питаю вящу мысль,
И алчу волю Отческу вершить.»
Бысть час ночной, когда Господень Сын
Бродил наедине; посем же лег
Неподалеку, под шатром ветвей
Густосплетенных; тамо крепко спал
И видел сны, и глад Ему во снах
Являл питий и брашен без числа.
И мнилось: близ Хорафова ключа
Стоит; а враны в клевах роговых
Приносят ввечеру и поутру
Снедь Илие, хоть сами алчут тож.
Посем же зрил Он, как Пророк бежал
В пустыню, и сыскал себе приклон
Под смерчием и, вставши на заре,
На угольях завидел опреснок,
И ангел рек: восстани, яждь и пий;
И позже ясти сызнова велел,
И напитал на сорок дней вперед.
У Илии Господень Сын гостил,
И с Даниилом разделял бобы.
Ночь истекла; из травного гнезда
Взлетел глашатай жаворонок ввысь
И утру встречь завел приветну песнь;
И встал, пробужен трелью, с ложа трав
Спаситель наш; все было сном, увы:
Не ел вечор — и утром натощах.
Но тотчас Он восшел на скат холма,
Дабы с вершины взор стремить окрест,
Искать лачугу, стадо, либо хлев…
Ни хлевов, ни лачуг, ни овчих стад!
Но рощица там бысть невдалеке,
Где радостно звенела трель пичуг.
И овамо потек, желая жар
Грядущий переждать; и осенен
Зеленым сводом, зрил сплетенья троп,
И разнотравья пестрые полян —
Художное природы полотно
(Природа — живописцам образец),
Где суеверу чудится приют
Дриад и фавнов. И взирал округ,
Когда незапно человек возник —
Не прежний старец, но градской магнат,
В роскошнейшие ризы облачен —
И рек учтиво таковы слова:
«- Покорнейший слуга притек опять,
Весьма дивясь тому, что Божий Сын
Тольми в пустыне пребыванье длит,
Всего и вся лишен, и — ей-же-ей! —
Алкает. Встарь зело почтенный люд,
Рекут писанья, семо бедовал:
Бежавшая раба, и с ней дитя,
Изгнанец Навайоф — их оберег
Небесный попечитель; и все племя
Израильское семо бы легло,
Да Бог просыпал манну; а Пророк
Фесвийский, здесь блуждая, дважды внял
Тому, кто призывал его вкусить.
Но Ты на сорок напрочь дней забыт-
На сорок дней, и таче сверх того.»
Рек Иисус: «- И что же? Те нуждой
Терзались; Я в нужде, как видишь, несмь.»
«- Почто ж алкаешь? — молвил Сатана: —
Коли предложат снеди сей же час,
Отведаешь?» «- Лишь если будет люб
Даятель,» — рек Сын Божий. «- Да почто
Отказываться? — рек лукавый Враг: —
Творенье все, и всяческая тварь
Тебе ли не обязаны служить
Всемерно, без веленья предлагать
Дары и службу? Речи не веду
О яствах иль нечистых, иль сперва
Идоложертвованных — Даниил
Отверг их; таче вражий дар сулить
Не стану, хоть оскудные берут
И сей. Воззри: Природа, смущена
Твоим алканьем — смятена, точней, —
От всех стихий отборные плоды
Тебе несет! О снизойди, Властитель,
Ко подношениям, воссядь и яждь.»
Он верно рек: едва лишь он умолк,
Спаситель взор возвел, и углядел
Посредь поляны, под шатром древес,
Роскошный, пышный, царственнейший стол —
Обилье блюд, волшебный аромат
И вкус! Дымилась там любая дичь,
Что на пару варилась, на углях
Пеклась; равно и рыба всех морей,
Озер, потоков; также всяк моллюск
Невиданный: опустошились Понт,
Залив Лукринский и Ливийский Сирт.
И во сравненьи сколь казался мал
Эдемский плод, прельстивший древле Еву!
Изысканными винами постав
Благоухал, и чашники округ
Застыли — всяк был юн, и толь пригож,
Коль Ганимед и Гилас; а вдали
То чинно стыл, а то пускался в пляс
Прелестный рой наяд и резвых нимф,
Что изобилья воздымали рог;
И Девы Гесперийские, чей зрак
Был краше древних вымыслов о них,
Да и о феях, коих средь чащоб
Встречал логрийский витязь Ланселот,
А такожде Пеллей и Пелленор;
И за напевом трепетал напев
Звенящих струн, стенящих флейт; зефир
Благоуханьем аравийских смол
С воскрылий веял, свежестью весны.
И се, явивши роскошь такову,
Вдругорядь Искуситель важно рек:
«- Почто же усумнился Божий Сын?
Зарока несть на сих плодах, закон
Не воспретил касаться чистых мяс;
Вкусив, познать нельзя — тем паче зла, —
Но можно глад, что истребляет жизнь,
Осилить, надлежаще подкрепясь.
Владыки воздуха, чащоб и струй
Тебе всемерно жаждут угодить
И услужить — зане Ты их Господь.
Почто ж колеблешься? Воссядь и яждь.»
И сдержанно ответил Иисус:
«- На все творенье давеча не ты ль
Признал Мои права? Что Мне претит
Всевластно применять Свои права?
Приму ли в дар добро, которым где
И как хочу, могу повелевать?
Я мог бы стол восставить, как и ты,
Средь этой дебри вмиг, не усумнись,
И вызвать светлый сонм небесных слуг.
Почто являть услужливую прыть
Вотще, идеже нею небрегут?
Мое алканье — ты ль им удручен?
Сих отрицаюсь брашен, ибо чту
Не ядью эту ядь, но скверным ядом.»
Ответствовал с досадой Архибес:
«- Ты зришь, я также властен оделять;
И коль по воле доброй приношу
Тебе дары, что мог вручить иным,
Коль явный глад уместным утолить
Почел — почто же отвергать добро?
Единый путь остался мне, поскольку
В даянии мерещится подвох:
Всю снедь сию проворно поглотят
Ее в трудах добывшие.» При сем
И стол, и снедь исчезли — токмо вихрь
От крыльев гарпий рвал с дерев листву,
Да Искуситель дерзостный стоял
И словеса прельстительные длил:
«- Смиряющий всех прочих тварей глад
Тебе не вреден — вот и не согнул;
Опричь того, Ты впрямь непобедим
В умеренности чревной, чужд привад
И, сердце вышним целям посвятив,
Стремишься выспрь — но како досягнешь?
К деяньям высшим высших надо средств;
А Ты безвестен, беден, родом худ —
Посколь в семействе плотника возрос,
В лишеньях, во немалой нищете, —
И ныне семо гладом истомлен.
И коим чудом чаешь воспарить
К величию? Отколь возьмутся власть,
Приверженцы, дружина? По пятам
Вождя дотоле движется толпа,
Доколе мощен вождь ее питать.
Во деньгах честь, и дружество, и рать,
И царство: чем вознесся Антипатр?
Чем Ирод, сын его, Иудин трон
(Твое наследство) отнял, коль не златом?
Деяний славных алчешь? Так добудь
Сокровищ и богатств, сбери казну:
Сие не тяжко — токмо внемли мне,
Я властелин сокровищ и богатств;
Обильны те, кому благоволю,
А доблесть, мудрость, благость — во скуде.»
И терпеливо молвил Иисус:
«- Богатству не обресть без сих троих
Господства — и вовек не удержать.
Сколь древних царств поверглось, помяни,
С высот несметной роскоши во прах!
А мудры, благи, доблестны мужи
Из праха подымались на престол:
Иевфай, и Гедеон, и тот овчар,
Потомки чьи на троне Иудейском
Державствовали и, утратив скиптр,
Опять его обрящут — и навек.
А меж язычников (зане Я чужд
Незнанью о свершенном на Земле
Всеместно) не почтенны ль имена:
Фабриций, Регул, Курций, Квинтий? Я
Чту сих мужей, что в скудости, в нужде
На велий подвиг шли, вполне презрев
Обильные дары из царских рук.
Чего же Мне, реки, недостает,
Дабы во схожей скудости свершить
Толикие, и вящие дела?
Богатство? — Попеченье для глупцов,
И бремя для премудрых — коль не клеть,
Где никнет мудрость, боле не стремясь
К деяниям, достойным похвалы.
Что, ежели презрел Я наравне
Богатства и венцы? Короны суть
Злаченые терновые венцы,
Даятели опасностей, забот,
Ночей бессонных, всяческих тревог;
Всех подданных ложатся бремена
Царю на рамена — посколь царит,
А честь его, и слава, и хвала —
Тягот раздельных общий вес нести.
Но кто собой владычит, обуздав
Стремленья, страхи, страсти — дважды царь;
И благомудр любой сего достигнет,
А не достигший — станет ли владыкой
Просторных стран и непокорных толп,
Коль государя несть в его душе,
Коль сам он — каждой страсти подлый раб?
Но весть народы истинным путем, —
Спасительным ученьем от греха
К познанью, почитанью Бога влечь —
Се царственный удел! Сим уловить
Возможно благороднейшую часть
Людскую — душу, ибо помыкать
Едиными телами — горький труд,
И государю доброму претит.
К тому же мнят: слагающий с чела
Венец — велик и славен, ибо в пыль
Венец метнуть — почетней, чем приять.
Богатство — прах; но ты речешь, оно
Дарует скиптр? А царствованье — плен,
От коего разумнее спастись.»
Книга третья
Так молвил Божий Сын, и Враг застыл
На время, измышляя, что изречь,
Иль изобресть — и понял: довод слаб,
И вовсе не прельстителен пред