К нам, братья, к нам, народ бездельный!
 Держали путь мы корабельный
 В Глупландию вокруг земли,
 Но вот – застряли на мели!
* * *
Над нами, дураками, смейтесь,
 Но истребить нас не надейтесь:
 Глупцами переполнен свет,
 Нет стран, где нас, болванов, нет!
 Из Дуроштадта в край глупландский
 Пустился наш народ болванский.
 В Монтефьяскон мы завернем
 За добрым тамошним вином,
 Чтоб веселей нам, дуракам,
 Плыть к дурогонским берегам.
 Но неизвестность нас тревожит:
 Как и когда нам бог поможет
 Прибыть в лентяйский этот край —
 Глупцам обетованный рай,
 Где б мы свое создать могли
 Отечество от всех вдали!
 Мы кружим по морю, блуждаем,
 Куда нам курс держать, гадаем,
 Покоя нет, гнетет тревога,
 А ведь ума у нас немного!
 Мы приняли к себе на борт
 Большую свиту и эскорт,
 Что, соблазнясь дурацким благом,
 Пустились плыть под нашим флагом.
 Так, дни за днями, безрассудно
 Морской стихии вверив судно,
 Однако жизнью дорожа,
 Плывем, от ужаса дрожа,
 И богу молимся, чтоб спас,
 Поскольку карты, и компас,
 И лага счет, и склянок бой
 Нам не понять, само собой,
 Как в небе звезд расположенья.
 Плывем вслепую – ждем крушенья:
 Грозят нам скалы с двух сторон
 Погибелью без похорон.
 Мы много сказочных созданий
 Встречали на путях скитаний:
 Шли мимо острова сирен,
 Что завлекают пеньем в плен,
 И на циклопа нарвались,
 Которому хитрец Улисс —
 (Такое Одиссею в Риме
 Дано было второе имя) —
 Глаз выколол. Но этот глаз
 Вновь оживает каждый раз,
 Чуть Полифем почует нюхом,
 Что понесло дурацким духом.
 А если разъярен циклоп,
 Глаз вырастает во весь лоб.
 Рот Полифема – до ушей:
 Людей хватая, как мышей,
 Он дурака за дураком
 Заглатывает целиком.
 А кто спасется чудом, тот
 В плен к листригонам попадет —
 И, дураками пообедав,
 Оближется царь людоедов:
 Болванье мясо – их питанье,
 Вином им служит кровь болванья.
 Вот в их утробах наш народ
 Пристанище и обретет!
 Все это некогда Гомер
 Придумал нам, глупцам, в пример:
 Не лезь, мол, в море, дуралей!
 Но был Гомером Одиссей
 Воспет как образец героя
 За то, что при осаде Трои
 Столь хитроумный дал совет.
 А после, в море десять лет
 Скитаясь, он из многих бед,
 Умом своим руководим,
 Жив выходил и невредим,
 Но от опасностей себя ведь
 Не мог он навсегда избавить.
 Раз, в ураган попав свирепый,
 Корабль его разбился в щепы,
 И уцелел лишь Одиссей
 В жестокой передряге сей:
 До берега доплыл он голый,
 Поведав случай невеселый.
 Когда же наконец в свой дом
 Как нищий он пришел потом,
 То ум не мог помочь ему:
 Никем он в собственном дому
 Не узнан был, кроме собаки,
 И пострадал от сына в драке.
 Но речь о нас: мы счастья ищем,
 В глубокий ил зарывшись днищем;
 Мы слышим бури приближенье,
 Мы, в луже сидя, ждем крушенья:
 В лохмотья парус превращен,
 Сломалась мачта… Крик и стон…
 Нам нет надежды уцелеть!
 Как эти волны одолеть?
 То вверх тебя швырнет под тучи,
 То в бездну бросит вал могучий.
 Но крепко сели мы на мель —
 И нам не сдвинуться отсель!
 Мы Одиссею и в подметки
 Не станем по уму и сметке:
 Презрев опасности и страх,
 В неведомых плывя морях
 И к берегам безвестным чаля,
 Хлебнул он бедствий и печалей,
 А потерпев крушенье, наг,
 На сушу выплыл как-никак —
 И больше приобрел в скитанье,
 Чем все былое достоянье!
 А мы ведь горе-мореходы —
 Мы терпим поделом невзгоды:
 Иль мы на рифы сядем, или
 Завязнет киль в глубоком иле,
 А буря судно, как скорлупку,
 Мотает, и за шлюпкой шлюпку
 Срывает с палубы волна.
 Смывает и людей она.
 За борт снесен сам капитан!
 Свирепствующий ураган
 Корабль разбитый в море гонит —
 И дураков немало тонет.
 Глупцов погибших не вернуть.
 Но целью твоих странствий будь
 Лишь гавань Мудрости. Бери
 Кормило в руки и, смотри,
 Плыви рассчитанным путем —
 И мудрым мы тебя сочтем.
 Тот истинно меж нас мудрец,
 Кто сам своей судьбы творец,
 Кто цели жизни не изменит,
 Кто мудрость высшим благом ценит.
 Умен и тот, кто умным внемлет
 И наставленья их приемлет.
 А кто на тех и тех плюет,
 Тот угодит в дурацкий флот.
 К нам опоздает – не беда!
 Другой корабль плывет сюда:
 Там он, глупцам-собратьям брат,
 Спеть «Гаудеамус» будет рад
 Своим козлиным дуротоном.
 А после в море разъяренном
 Равно погибнуть суждено нам.